Коллективные действия
Ю. Лейдерман. РЕПЛИКА ОБ АКЦИИ «СНЯТИЕ КРАСНОЙ НАМОТКИ».
В связи с корпоративами я подумал об акциях КД как о демонстрации различных типов одежды на фоне подмосковного пейзажа. Поскольку "референтный" круг КД, в отличие от обычного корпоратива, всегда представлял собой довольно пеструю в социальном и имущественном плане группу. Славянофилы и западники, маргиналы от искусства и художественный официоз, хипстеры и шизоиды. Но почти все, будучи людьми творческими, так или иначе демонстрировали через одежду собственные мировоззренческие конструкции. Не очень сочетающиеся с русским климатом порой. А порой − наоборот, с особым усердием идущие у него на поводу. Огромные шапки собачьего меха, в которых щеголяли братья Мироненко. И тут же подчеркнуто никакие, совковые ушаночки Паниткова и Кабакова. Кепка Гороховского. Хилые интеллигентские шерстяные пирожки Альберта и Лейдермана. Берет Летова. Платок Маши Чуйковой. Ебанатские прикиды Ануфриева.
Все это являло собой достаточно поучительную и пеструю парадигму. Но к ней добавилась противоположная, уравнительная интенция − полиэтиленовые пакеты на ногах. Накручивание которых стало неприменным атрибутом зимних акций. Пакеты − не одежда, с ними особо не поэкспериментируешь. Тем более, что на каждой акции присутствует теперь какой-то процент неофитов, для которых правильное накручивание пакетов на ноги − существенный знак приобщения к этому самому, эзотерическому, сообществу. Не случайно, на последних выездах уже сами КД, наряду с доставкой зрителей, обеспечивают раздачу пакетов. Которые теперь еще превратились в скатерки для еды. Вот, собственно говоря, в этом парадигматическом промежутке между индивидуальностью одежд и корпоративностью пластиковых обмоток-скатерок кроется для меня эстетическое впечатление от перформанса. Во всяком случае, так, как я смог воспринять его через документацию в социальных сетях.
1.4.2013.
Дополнение от 3.4.2013.
Читал рассказы об акции − А.Кузькина и М.Сумниной. Оба текста заняты перипетиями с автомобилем. Который чистят от снега, потом, сидя в нем, ждут Иру Корину, увертываются от снегоуборщика. Едут − медленно или там быстро, через заносы, паркуются, трогаются с места, опять проезжают через заносы, опять ищут место припарковаться, поддают взад и вперед, буксуют. Ну помимо этого еще разбирают пластиковые пакеты, пластиковые стаканчики, сувенирную документацию. Переговариваются, распределяются по знакомствам, по возрастам. В общем, сплошной, однородный das Man дружеского приобщения, затемняющий созерцательные возможности.
Чем подобные рассказы отличаются от классических "рассказов участников" − Кабакова, Некрасова, Булатова? Над теми не довлели обстоятельства пути и окружения − всегда бывшие одинаковыми. Благодаря этому как раз появлялась драматургия. Путевые зарисовки − по бокам, обрамлением: как ехали в электричке, как пробирались через грязь. Лишь для того, чтобы подвести к акту созерцания. А в нем уже − как отблеск в зрачке − пустое созерцание поля и неба, "пустое действие". Обыденность приподнятая сама над собой. Или созерцание "не того", непонимание, смотрение "не туда". Весь 3-й том "Поездок за город" вытянулся из той несуществовавшей веревки между Панитковым и Ромашко (?), которая привиделась Кабакову и которую он так тщательно пытался описать в своем рассказе. Нынешние рассказы участников оказываются более точными, живыми, конкретными, но именно поэтому "неплодотворными". Новых акций из них не вытянешь. Лишь все то же сансарическое колесо приобщения.